«Я сказала ему: «Нет!»

Вот уже шесть лет прошло с того момента, как на экранах состоялся показ фильма «Благословите женщину», а мой, с позволения сказать, роман с Говорухиным все еще продолжает вызывать у прессы живейший интерес. Еще тогда, в 2003 году, я приезжала в офис к режиссеру и буквально умоляла его подать в суд на авторов. Однако, Станислав Сергеевич, даже не посмотрев на газету, бросил ее в корзину и сказал: «Да не убивайся ты по такому поводу. Раз есть сплетни, значит, ты популярна. Да и в суд обращаться не стоит. Много им чести, да и доказать что-то будет крайне сложно».

Только вот после того, как Говорухин принял меня на главную роль в фильме «Не хлебом единым», прокатилась вторая волна сплетен. В Интернете тут же появились комментарии, суть которых сводилась к следующему: понятно, каким местом молодые девчонки становятся киноактрисами. Я все-таки научилась философски подходить к таким сплетням. И действительно, такие комментаторы достойны лишь жалости, так как живут все эти люди моей жизнью, а не своей собственной. А, значит, моя жизнь все-таки чего-то стоит!

В последнее время мы фактически не общаемся со Станиславом Сергеевичем. Он немного сердит на меня за то, что, постоянно сидя на диетах, я убиваю в себе свою неповторимую фактурность и индивидуальность.

На мое участие в сериалах он также реагирует негативно. Однажды мне передали его отзыв обо мне. Цитирую: «Света, конечно, девка с умом, но вот мозгов не хватает». Я была просто в ярости. Хотела даже звонить Говорухину, но потом услышала продолжение «…ведь большая часть мозгов преобразилась в талант». Действительно, такая трактовка была еще приемлемой. Да и, если разобраться, кто-кто, а Говорухин уж точно имеет право на высказывания в адрес моей персоны. Все-таки первый учитель, можно сказать, отец, которого у меня никогда и не было.

Свекровь возненавидела мою маму заочно, еще даже до знакомства. Возможно, она бы также относилась к любой женщине, посягнувшей на внимание ее сынишки. Во время беременности моя мама постоянно слышала, что нагуляла приплод на стороне, что ребенок точно не от Вити. Однако когда я родилась и стало понятно, что на лицо являюсь копией папы, моей «любимой» бабуле пришлось немного изменить репертуар. Теперь невестка превратилась в никчемную хозяйку, лентяйку, неряху, и вообще, чудовище, которое испортило жизнь сыну.

Моя мама долго терпела, но в один прекрасный момент просто не выдержала и назвала свою свекровь жабой. В ответ она получила сильный удар по лицу. Мама тут же бросилась к мужу за помощью, но дождалась только лишь лаконичное: «Разбирайтесь там сами». Да он всегда жил по принципу: «Моя хата с краю».

Мама ушла. Ушла вместе со мной, полугодовалым ребенком, ночью из дома с тремя рублями в кармане. Ушла в неизвестность, а отец даже не пытался ее остановить. Ночевали мы на Ленинградском вокзале, а наутро мама позвонила своим родителям, проживавшим в деревне Ивакино. Она хотела вернуться к ним, но в ответ услышала: «Даже не думай. Так и умрешь в деревне».

На тот момент моей маме было 22 года. Совсем еще девчонка. Откуда только у нее хватило сил пройти и через этот удар – я до сих пор понять не могу. Единственный родной ей человек, мама, отказал ей в помощи. Только сейчас я понимаю, что должна благодарить свою бабушку за это. Если бы тогда она предоставила нам приют, навряд ли сейчас я была бы актрисой. Наверное, я бы окончила сельскую школу и пошла работать на ферму или стала штукатуром. Но на тот момент, Москва готовила нам гораздо худшую участь, чем деревенское прозябание. Страшно подумать, сколько молодых женщин, выброшенных вместе с ребенком судьбой на улицу, начинают искать истину на дне бутылки, а к тридцати годам, став алкоголичками, уже оканчивают свое земное существование. Участь их детей также ужасна. В лучшем случае – детдом.

Больше недели прошло в скитаниях. То кантовались у маминых подруг, то проводили ночи на вокзале. Один раз даже заночевали в подъезде многоэтажного дома. По знакомым собирали копейки, чтобы хотя бы купить хлеб и молоко. Потом знакомая мамы пригласила ее на работу, на стройку в Реутове. Мы поселились в тесной съемной «хрущевке». Вот тогда то и объявился отец. Опомнился он, когда с момента нашего бегства миновало два года. Тот его визит мне запомнился навсегда в мельчайших деталях.

Папа колотил кулаками по двери и кричал на весь подъезд:
- Впусти немедленно! Я к дочери! Я имею право!
Мама не открывала дверь:
- Витя, ты напугаешь ребенка, ты пьяный. Иди проспись, а потом уже приходи.

Отец все-таки пришел. Правда, через пятнадцать лет. В аккурат на мое восемнадцатилетие. Прямо в прихожей всунул мне в руки невзрачную коробку и промычал поздравления. Наверное, предполагал, что я приглашу его к столу, но я этого не сделала. Разве должна я приглашать на праздник человека, которого не знала, да и не было желания знать? Подарок его, цепочку, так никогда и не одевала. Зато отец, видимо решил, что золотые побрякушки – достойный повод для прощения, и стал названивать буквально каждый день.

Еще, будучи тринадцатилетней девчонкой, я стала помогать маме, мыть лестницы. Я прекрасно понимала, насколько она устает и сама предложила ей помощь, хотя она ни разу об этом меня не просила. Признаюсь: это было самым серьезным испытанием для моего самолюбия. Я буквально вжималась в стену, держа грязную тряпку в руках, когда по только что вымытой лестнице пробегали мои ровесники, специально бросая окурки мне под ноги.

Но то еще было не самым страшным. С лихвой я получила в лицее, куда пришла сразу же после окончания восьмого класса самой обычной школы. Мама хотела, чтобы в будущем я стала экономистом, но, к сожалению, в моей прежней школе математика не была профилирующим предметом. Подавляющее большинство учеников лицея были выходцами из более чем обеспеченных семей. Каждый раз накануне каникул объявлялся сбор денежных средств на туристические поездки за границу. В таких путешествиях участвовали все мои одноклассники. Все, кроме меня. В первые несколько раз я говорила маме об экскурсиях. Она смотрела на меня так виновато и тихо говорила: «Сейчас никак, дочка. Но я обещаю, что в следующий раз ты поедешь вместе с ними. Обязательно».

Мама так старалась. Она экономила буквально на всем, но когда приходило время следующей поездки, нужной суммы так и не удавалось скопить. И опять она на меня смотрела так виновато. Тогда я ее успокаивала: «Да ладно, не особо-то и хотелось».

Я просто перестала ей рассказывать о поездках. Не хотела лишний раз расстраивать маму. В конце года меня позвал к себе директор:
- Ходченкова, готовься к отчислению.
Я была в шоке. После паузы я все-таки смогла выдавить из себя:
- Но почему?
- Мы не хотим, чтобы деньги за твое обучение постоянно вносили другие родители. Вы не оплачиваете ни охрану, ни уборку класса, не сдаете деньги и на другие нужды школы. Если твои родители не могут себе позволить оплачивать наши услуги, пускай ищут тебе более простое заведение.

В тот вечер я рассказала о нашем диалоге маме. Меня буквально трясло:
- Да кто им дал право меня унижать? Мы что, хуже других только потому, что у нас нет денег?
Мама плакала. Она их постоянно вытирала и повторяла:
- Мы обязательно что-нибудь придумаем. Должны придумать…

На следующее утро мама пошла к директору. Пошла унижаться, просить, делать все, чтобы меня только не отчислили. Тогда, после долгих уговоров и мольбы, директор поставил условие: мама должна сделать ремонт в классе. Причем должна была делать это одна, без помощи родителей, которые «и так несут лишние расходы из-за вашей неплатежеспособности».

Мама тогда отпросилась на несколько дней и в одиночку покрасила класс и побелила потолки. Меня не отчислили. Я не собиралась ничего доказывать. Главное – это быть уверенной в себе. Но я чувствовала, что теряю это качество. Чтобы хоть как-то повысить самооценку, я устроилась в школу моделей, руководил которой Слава Зайцев. Посвятила я в эту тайну только лишь свою подругу, с которой взяла клятву о молчании.

Три раза в неделю я проделывала долгий путь на проспект Мира. Чтобы не терять зря времени, в электричке я делала устные уроки. Учила стихотворения, штудировала учебники по биологии, географии, химии. Как только я окончила школу Зайцева, меня сразу же приняли в одно из самых известных модельных агентств. Всего лишь через пару месяцев, и я была включена в состав группы, которая готовилась к поездке в Париж. Как раз подходили каникулы, поэтому отпрашиваться в лицее не пришлось. Свою подругу я снова предупредила.
- Только не проговорись об этом в школе.
- Почему? Ведь ты же так хотела поехать в Париж! А теперь ты туда едешь, но не на деньги родителей, а на свои собственные! Пусть утрутся!

Но я не хотела, чтобы мои одноклассники знали и «утирались». Я не хотела, чтобы кто-то вмешивался в мои дела, обсуждал мои поступки. Да и, чего уж греха таить, я немного стеснялась того, что стала моделью. Вы вспомните тогдашние времена! Тогда профессия «модель» считалась сродни содержанке и девочкам из «эскорта». Как показала практика, это было недалеко от правды.

Поездку в Париж удалось не афишировать. Но как быть с Японией? Группа, формируемая модельным агентством, должна была аж на полгода уехать в Токио. Мама долго разговаривала с классной руководительницей, пообещав ей, что я возьму в поездку все учебники и буду постоянно заниматься. И попросила ее не сообщать никому в классе истинную причину моего отсутствия, чтобы для всех остальных это выглядело, как поездка к больным родственникам. Классный руководитель пообещал это.

Сначала я очень тосковала. Я часто писала маме письма, в начале и конце которых неизменно стояла одна и та же фраза «Хочу домой!». Однако потом немного привыкла. У меня сложились дружеские отношения с француженкой и японкой, с которыми я проживала в одной комнате. Да и времени-то на скуку особо не было. Работали мы фактически целыми днями. У меня оставалось лишь пару часов на то, чтобы почитать учебники.

Домой я приехала, держа немыслимую сумму – тысячу долларов. Тогда для нас с мамой это было целым состоянием. Мы тут же установили коммерческий телефон, который ранее себе позволить не могли. На первом же уроке английского учительница объявила: «Ребята! Светлана Ходченкова целых шесть месяцев жила в Японии и работала там моделью. Теперь она поделится с нами впечатлениями об этой стране. Естественно, на английском. Класс так и «сел»!

Я в тот момент мечтала провалиться сквозь пол. Лицо залила краска. Однако все же смогла достойно выдержать это испытание, тем более за время, проведенное в Японии, я овладела английским просто в совершенстве. Учительницу все устроило: и мое произношение, и мой обширный словарный запас. А вот кое-кому это очень не понравилось. Девочки как-то мерзко ухмылялись, бросая в мою сторону высокомерные взгляды, тихо шушукались за моей спиной. Мальчики, не склонные к хитрости, окружили меня на перемене плотным кольцом.
- Не, Светка, ты бы хоть снимки принесла!
- Да не собираюсь я хвастаться.
- Ну, пожалуйста, принеси.

Тащить в школу весь архив с фотографиями я не хотела. Просто взяла страницу из журнала, на которой я снималась для рекламы губной помады. Девочки тут же начали ехидно усмехаться: «Чтобы сняться на этом листочке, не обязательно было торчать полгода в Японии. Да, Светик, спрос на тебя просто огромный!».

Я не стала говорить, что подобных публикаций было несколько десятков, что я ходила по подиуму и демонстрировала наряды. Меня коробило от чужой зависти, хотя для некоторых она и является эликсиром.

На правах рекламы:

• Самые интересные события и новости страны в удобном формате на сайте.